Андрей Леон живет в Санкт-Петербурге. В прошлом – концертирующий вокалист с более чем двадцатилетним стажем. Нынче – педагог по вокалу, режиссёр. Учился в Школе-студии МХАТ, но актёром никогда не работал. В студии увлёкся пением, получил образование и по академическому вокалу, и по эстрадному. Жил и концертировал в Германии, Болгарии. Однажды на денёк поехал в Питер, где ранее не бывал, и, потрясённый городом, остался. Одним из первых стал петь в переходах за деньги. Поскольку приехал в летней одежде, позаимствовал у друзей шинель и кирзачи. Простояв на питерских сквозняках целую зиму, понял, что ему уже ничего не страшно. Не ищет ни популярности, ни широкого признания. Занимается любимым делом. В его небольшой студии в центре Питера атмосфера творчества и взаимопонимания, ученики смотрят с уважением – «сенсэй». Жаль, что бумага не передаёт звук, – все музыкальные жанры и стили, упомянутые здесь, были по ходу интервью блестяще продемонстрированы.

Андрей, что для вас – петь?

Это быть свободным от всего.

Что такое голос?

Это озвученное дыхание.

А что такое пение, то есть певческий голос?

То же самое, но с избытком.

Правда, что певческий голос есть у любого, только нужно суметь его вытащить?

Вообще уметь петь и иметь голос – не одно и тоже. Это очевидно. Уметь петь, пожалуй, сложнее. Голосовой аппарат человека не представляет собой ничего особенного в сравнении с традиционными музыкальными инструментами. Это тоже своего рода музыкальный инструмент, причём более совершенный – значит, его можно настроить. Но настройка его требует большего времени. Именно из-за сложности этого инструмента. Гитару можно за пять минут настроить. А голос – нет. Как в любой другой профессии, есть тренинг. Как повар может отработать движение резки лука, так и любому человеку можно привить навыки пения. Любой может петь. Другое дело, найдётся ли этот избыток. 70 процентов нашего шоу-бизнеса и нашей попсы избытка не имеет, но работают вовсю. Проблема в том, что выдаётся на публику сырой товар. Не сделанный. То есть за певцами стоит армия пиарщиков, стилистов – кого хотите, но нет основного: нет этой избыточности, за которую певец может называться певцом. Чем известнее артист, тем больше эта армия. Вот Мадонна: актриса никакая, танцовщица никакая, голоса у неё сроду не было. Но она не даёт от себя устать, всё время разная. Всё время меняется и что-то придумывает. Почему наши не могут хотя бы этого? Пусть не занятия вокалом, а хотя бы дать специалистам проанализировать твоё творчество, пусть подумают, что сейчас востребовано. Надо меняться. Надо искать всегда.

Кто ещё из безголосых достиг высшей славы, как Мадонна?

Фредди Меркьюри.

Как???

Да, он так и пел, без избытка. У него никогда не было настоящего голоса. Он себя сделал. Вытащил всё, максимально. Глубоко уважаемый мною певец.

Но мне приходят на ум много уважаемых певцов, которые явно ничего не вытащили в смысле голоса. Шарль Азнавур, например. Это только умение петь?

Это другое, это речевая подача. Любую песню можно спеть в разной манере. «Привередливые кони» можно спеть по-оперному. Я могу. Но кто услышит – меня возненавидит. А тексты Шарля Азнавура надо рассказывать. В голос это нельзя спеть, это было бы убийство всего. Тексты его не озвучены, а проговорены. Резонированная вокальная речь. Я-то как раз с этим борюсь, поскольку работаю с учениками в другом жанре. Учу другому пению. Текст должен быть весь озвучен певцом. До мелочей. Причём согласные звуки должны быть озвучены больше, чем гласные. А в оперном пении наоборот – гласные озвучены. Есть пение – мелодекламация – например, Клавдия Шульженко. Есть рок, наконец. Русский рок – это вообще текст в первую очередь.

А Михаил Боярский? Разве он не прекрасно поёт, не имея особых голосовых данных, но имея музыкальность?

Прекрасно. Но это актёрское пение – особый жанр.

Мне кажется, актёры драмы завидуют певцам. Актёр в драматическом спектакле должен продраться через пять актов шекспировского текста, чтобы донести мысль, эмоцию, а певец это делает одной нотой.

Вот я и не стал актёром. Актёрское пение – это другое, оставим это. Мы же сейчас говорим о попсе?

«Попса» – несколько уничижительное понятие. Давайте скажем: о поп-музыке.

Это одно и то же, однокоренные слова.

Да, но мне кажется, попса – это низкопробная часть поп-музыки, подражательная, та, где скандалы, дешёвая популярность. Это «фанера», это раскрутка бездарностей папиками или другими заинтересованными лицами. Можем мы договориться о таком делении?

Ну допустим.

Если не брать таких, как Карузо, Робертино Лоретти или Каллас, если взять рок или эстраду, у кого избыток?

В роке – Ян Гиллан, к примеру, – это голос. На эстраде – Магомаев. Но и одного голоса, даже с избытком, мало. Нужно уметь. Нужны нюансы, нужны обертоны.

Что такое обертоны? Я не музыковед и заранее поинтересовалась терминологией. Википедия говорит: «Наличие обертонов обусловлено сложной картиной колебаний звучащего тела». Переведите, пожалуйста.

Это сопутствующий тон. Дополнительный окрас. Металл в голосе или бархат в голосе. Колокольчик в голосе. Это б…ство в голосе. Или интонация незаслуженно обиженного мальчика. Тёплый звук или холодный. Причём один и тот же голос может дать и тёплый звук, и холодный. Успокаивающие звуки или, наоборот, сеющие тревогу. Это всё происходит за счёт обертонов.

Это необходимо для хорошего певца?

Именно это делает звук не пустым, это придаёт индивидуальность голосу. Хорошая, вроде бы, исполнительница – Валерия. Голос широкого диапазона, сильный. Но споёт она на «слепом» прослушивании незнакомую песню, не из своего репертуара – вы её узнаете?

Пожалуй, нет.

Вот. А вы узнаете Зыкину, или Русланову, или Тома Уэйтса, или Тину Тёрнер?

Конечно, да.

Вот видите. Так что тут целый комплекс – и голос, и обертоны, и умение петь – использовать всё, что дано, доработать то, что не дано. Всё вместе.

Можете назвать имена тех, с кем в нашем шоу-бизнесе, в поп-музыке надо бы позаниматься, чтобы довести до приличного уровня? Вытащить голос, подучить пению?

Не хотелось бы никого обижать.

Ну всё же.

Могу назвать исполнителя, которого невозможно при всём желании довести ни до какого уровня. Стас Михайлов. Не сексуальный, некрасивый, в нём нет харизмы. Нет ничего. Ни до чего не докопаться. Есть такой популярный вариант – для женщин поющий гей. И этого нет. Нет ничего, не за что зацепиться. Он даже не бандит. И не инвалид – такое тоже сейчас практикуют на эстраде. Просто какой-то мужик с завода. Это – чистый пример раскрутки. И не сам себя он сделал, как он уверяет. Он использовал людей, использовал женщин. Стас Михайлов получил свои аплодисменты, свои деньги, и так и будет одно и то же дудеть до 70 лет. Получать их ни за что.

Да, феномен в своём роде. А Буйнов? Загадочный для меня персонаж.

Он когда-то по комсомольской линии выскочил. В дикие 90-е. Деньги были. Фонды комсомольские остались. Какие-то дворцы молодёжи приватизировались, первые дискотеки открывали, светомузыку внедряли, на входе продавал газету «Спид-инфо» – на этом многие тогда выскочили. Тогда такое время было. Можно было въехать куда душеньке угодно. Ему вот было угодно в пение. Надеюсь, меня не «закажут»?..

А Ваенга?

Хороший человек, хорошая женщина.

И всё?

Пожалуй, всё. Это тоже немало по нашей жизни.

Мне кажется, она талантлива.

Я и не утверждаю противоположного. Просто не комментирую.

Дайте позитивный пример. Назовите имена певцов и певиц в поп-музыке, творчество которых вам интересно.

Меладзе. Он очень изменился за последнее время в лучшую сторону. Объём, образность появились. Я очень уважаю Лолиту. Она трудяга. Пение требует громадного труда. Гвердцители, конечно. Девчонки – «Тату». У нас много талантов. Очень любил группу «Колибри», но потом одна из солисток погибла. Лет шесть-семь назад, когда от новинок в технике уже устали, наелись ими, – вернулись к голосам, и тогда просто шквал был ярких молодых певцов. Не все, конечно, удержались. Меня очень интересовало в своё время творчество Димы Билана. У него очень красивый голос. Но я раньше всегда приводил его в пример своим ученикам – он недотянут. Поверхностный. Слишком рано пришла слава и деньги. Попробовал бы ему кто-то предложить позаниматься вокалом? Послал бы, пожалуй. Но: лет шесть-семь назад я приехал после долгого отсутствия в Россию и как бы заново стал знакомиться с нашими исполнителями – сидел с другом-музыкантом у телевизора и вспоминал – а, это Долина, это – Валерия. Смотрел на всё как бы берлинскими глазами. Мне после перерыва яснее были видны изменения или их отсутствие. Чаще наблюдалось отсутствие. И мой ученик, фанат Билана, привёл меня на его концерт в «Октябрьский» зал, где Билан пел с нашим Эрмитажным оркестром. Очень достойно работал. Это был реально живой концерт. Серьёзный репертуар. Ария из оперы «Иисус Христос – суперзвезда». Даже красиво пошутил – подпрыгнул в своей манере: «Вы же этого от меня ждёте, ну вот, смотрите. А теперь сам концерт!» И это был серьёзный концерт. Я не исключаю, что он работал над голосом. Уже будучи в славе. Мог бы и не делать этого, но, вероятно, делал. Я всем своим ученикам говорю: не поступайте так, чтобы потом было стыдно. Тебе уже аплодируют – ну и что? Ты же ничего ещё не сделал, не напрягся, чтобы заслужить эти аплодисменты.

Вы когда-то давали уроки вокала Александру Бону, который стал одним из лидеров последнего шоу «Голос». Как вы встретились с Александром?

Тогда он был ещё Бондарев. Это было в Питере, на Садовой, в молодёжном каком-то центре. Я привел туда на конкурс своего ученика. Мы сидели в зале, несколько человек, взрослых мужиков, профессионалов, музыкантов. На саунд-чеке услышали, как Саша для пробы микрофона взял несколько нот. Мы переглянулись. Неужели такое ещё бывает? Живой, органичный. Я хотел подойти к нему, познакомиться, взять телефон. Мне очень интересно было. Голос красивый, но нужно доставать, развивать, нужно делать. Я всё же решил, что не стоит пока, вокруг него была толпа поклонников, а я хором не пою. Как мы и предполагали, он взял первое место. Этому я не удивился. Мой подопечный выступил неудачно, не послушал меня, не внял, своевольничал. Мы вышли с друзьями на улицу, идём к метро и обсуждаем Бондарева – больше и нечего было обсуждать. И на первом же перекрёстке видим Сашу. Он подходит к нам и спрашивает, как пройти к метро. «Ну пошли», – сказал я. Друзья отстали, чтобы дать нам пообщаться, и мы договорились созвониться. Он позвонил на следующее же утро, рано, разбудил меня. Как будто еле дождался. Он где-то работал тогда, с музыкой это было не связано – деньги-то надо зарабатывать! Какой-то неудобный график у него был, Саша мог заниматься со мной только раз в неделю. Но раз в неделю не имеет смысла. Потом выяснилось, что если бы мы не встретились, он бы буквально на следующий день уехал к себе в Мурманск. Так что это было вовремя. И у меня тогда распалась группа музыкантов, я сам устал на сцену выходить, мне стало интереснее вкладывать в кого-то. Тогда я спросил: «Готов бросить все эти свои халтуры и заниматься только пением? Я буду с тобой работать бесплатно». И он всё бросил, и мы больше года пахали. Тяжёлые физические нагрузки. По шесть, по семь часов каждый день, с редкими выходными. Террор во всех смыслах. Всё серьёзно. Не каждый выдержит. С ним было хорошо работать. В это время случился в Мурманске фестиваль «Трасса», мы подготовились к нему, поехали. Там он тоже пел «Malade», как и на «слепом» прослушивании в «Голосе». Я ему аккомпанировал.

То-то я смотрю, что этот номер на фестивале «Трасса» – как маленький спектакль. Драма. Здесь ваше актёрское образование дало себя знать, а Александр оказался талантливым актёром, не только певцом.

Это было очевидно. Для театра «На Колменской» мы с группой vMetro сделали спектакль, такое музыкальное представление – «Музыка больших городов».

Расскажите, пожалуйста, об этой группе.

Очень хороший был коллектив. Саша интересно работал в этой группе. Они пели в метро, на красной ветке. Просто заходили в вагоны и пели. Многие питерцы их помнят. Один парень был загримирован под клоуна, это сразу вызывало улыбки. Они пели очень разный репертуар. Денег не просили. Пение своё не навязывали – хочешь – слушай, хочешь – продолжай сидеть, уткнувшись в газету. Прекрасная практика – как увлечь аудиторию. Брэнд в итоге достался Саше, и я этому рад. Это была, если можно так выразиться, мною собранная команда, чтобы «придумать», раскрыть его – Сашу. Саша – артист на очень широкую аудиторию, его слушали и подростки и пожилые люди, а это редкость. Он периодически утрачивал какие-то свои качества, но потом они возрождались. Это даёт надежду, что он не только сохранит свою индивидуальность, но и будет развиваться. Главное, что он правду в себе сохранил. При этом я вижу, что по-настоящему он ещё не почувствовал уверенность, не верит в происходящее. Надо подождать, когда это произойдёт, вот тогда начнётся нечто! Он ведь может выдать гораздо больше того, что выдаёт сейчас.

Ещё больше??? А когда вы в последний раз встречались с Александром Боном?

Летом. Ещё до «Голоса». Поздравлял его с днём рождения. Оказался рядом с улицей Коломенской, где он снимал жильё. У меня в сумке был для него подарок – полторашка бутылки домашнего мёда, он любит. Тогда Саша сказал, что дела так себе. Грустный был. Он сказал, что всё у него развалилось, нечем заняться. И вот буквально сразу возник «Голос». Молодец. Он сделал правильный ход, и теперь он не остановится, я знаю.

Он жизнеспособен. Испытание славой уже практически прошёл. Остальное – легче. Звонить или поздравлять его после «Голоса» я не стал. Я родителей его поздравил.

Почему вы прекратили занятия с Александром?

Я практически всё сделал. Мы прошли все нужные этапы, дальше он должен был сам. Любопытно, что Саша попал в команду Билана, которого я ему в пример приводил неоднократно.

Как вы думаете, почему на «слепых» прослушиваниях Билан развернулся к Бону через 20 секунд после начала песни, когда певец был ещё на полушёпоте? Что он услышал?

То же, что и мы тогда, на саунд-чеке. Он жизнь услышал. Для этого достаточно и шёпота. Настоящий. Живой. Это ясно с первого звука. Ни под кого не подделывается, ни у кого ничего не перенимает. Молодые часто копируют звук и чью-то манеру. От этого я всех своих учеников предостерегаю: самое страшное в нашей попсе – это некая сделанность. Нет жизни на сцене. Выносят на суд не своё. Кстати, мне не очень понравилось, как Саша спел «Malade». Понятно – волнение, урезанный вариант песни и прочее.

Ну вы – сверхперфекционист. «Это было круто!» – цитирую наставников.

Могло быть лучше. Но всё равно Саша вышел – вот это Саша и вышел. Больше никто. Индивидуальность. После 20 секунд шёпота он и голос продемонстрировал в «Malade» – голос прекрасный, богатый, с теми самыми обертонами. Мы постоянно включали эту песню во все программы, и она даже надоела. Видимо, он взял её, поскольку буквально сросся с ней на каком-то этапе. Во сне мог спеть. Что я, пожалуй, не доработал у Саши – так это низы. Низы можно было бы достать, немного не дотянуто. Ещё – дикция хромает.

Что вы, каждое слово слышно! Прекрасное словопроизнесение. Вы – сверх-сверх-перфекционист?

Я говорю о песнях на английском и французском. Всё равно английское «t» у него во французском произношении присутствует.

Ну, это уже «блохи». Этого нам, простым смертным, не слышно. А как вы относитесь к тому, что некоторые очень-очень классические музыканты говорят, что Бон не попадает в ноты и поэтому тяжело его слушать?

Классические музыканты у нас суперпрофессиональны, это факт. Но есть оборотная сторона медали. Профессионализм – это всего лишь воспроизводимость. А Артист – это жизненная позиция. И позиция – это не просто окоп, где ты сидишь. Позиция – это откуда ты стреляешь, условно говоря. Так нас учила на курсе Роза Абрамовна Сирота, и я стараюсь так жить и так учить. Главное – в душу попадать, а не в ноты.

Судя по всему, ваше преподавание включает и актёрское мастерство, вы и режиссируете номер. И даже элементы филологии и философии присутствуют! А касаемо именно пения и голоса – у вас свой метод преподавания или вы учите так, как учили вас?

Я внёс много своего, но есть какие-то общие положения, без которых не обойтись. Их, кстати, не так уж много.

В последнем «Голосе» вас кто-нибудь ещё зацепил?

Я не смотрел. Только узнав, что Саша в лидерах, пересмотрел его выступления и кое-какие ещё. Поэтому обо всех не могу судить. Поразила Мириам Мирабова. Но она давно в профессии. Она работает. Уважаю тружеников. Она изумительная. Породистая.

Почему русская музыка, кроме оперы, пожалуй, не перешагивает границ России?

Перешагивает. «Колибри» слушали. Гарика Сукачёва слушали. «Тату» обожали. Я сам пел Окуджаву для немецкой аудитории. Иногда спрашивали – это о чём? Начинал переводить, мне говорили – не надо, лучше просто пой.

Говорят, если бы Цой не погиб, он бы покорил Японию, им серьёзно интересовались японские импресарио. Знаю, что Высоцкого слушают во многих странах, даже те, кто по-русски не говорит. Но это не в промышленных масштабах всё же.

К нам тоже западная музыка приходит выборочно. Когда я в молодёжной аудитории в Германии сказал, что мы немецкую музыку знаем в основном по группе «Rammstein », они аж завыли от обиды. Здесь уже вопросы к продюсированию.

Артемий Троицкий считает, что для западной аудитории в нашей музыке мало секса и много всяких «тараканов».

Видимо, он рок имеет в виду. Во всяком случае, язык не есть препона для слушателя. Информация идёт через голос, через эмоцию, через подачу. Знаю точно, что «Калинкой» и казацким хором Запад уже не удивишь, уже надоело. Западная аудитория очень благодарная. Как говорила Галина Вишневская, наши в большинстве своём приходят в зал, чтобы критиковать, а западная публика – чтобы наслаждаться. Всё возможно. Мы могли бы много предъявить миру. Ведь чем севернее живёт народ, тем больше голосовой диапазон. Да-да! Но само по себе мировое признание не случится. Надо же что-то делать для этого. Работать надо. Чем больше талант, тем больше ответственность.

Еще недавно Александр Бон пел в питерском метро, а сейчас один из самых ярких участников «Голоса» готовится к своему первому сольному концерту в городе, из которого уехал на этот проект. О самом экстремальном в жизни поступке, о концертах в питерской подземке и идеальной старости Александр рассказал в интервью «БалтИнфо».
- Александр, где-то прочитала, что 9 мая для вас – святой день. Война не обошла стороной и вашу семью?

- Для меня каждый день святой (смеется). Потому что еще один день отдышал – уже хорошо. А 9 мая - это день, достойный уважения. Хорошо, что его начали отмечать, потому что до какого-то определенного года День Победы не праздновали. Моя бабушка в войну потеряла родителей, попала в детский дом. Она через это прошла.

- Вы, конечно же, расспрашивали ее о войне?

- Бабушка покинула нас в 2007 году. К сожалению, в то время я был не настолько взрослым, чтобы спрашивать о войне, о чем сейчас очень жалею. Интерес к войне, к тому, что в те годы происходило, появился только после переезда из Мурманска в Петербург. Именно тогда я стал много читать, а вот в школе был твердым двоечником, познавал жизнь (смеется).

- Но по музыке наверняка было пять?

- Да. Просто я на этом не заострял внимание. Ну, ставят мне пятерки, и ладно. За год до выпускного я наконец-то осознал, что впереди – 11-й класс, а дальше – дыра неизвестности. Вот тогда и стал думать, чем бы заняться в этой жизни. Кажется, собирался учиться на повара. Но знакомый гитарист позвал в Педагогический университет. Я загорелся, выучил ноты, какие-то произведения. Спел им «Разбежавшись, прыгну со скалы» «Короля и Шута», сыграл «Маленький детектив» Виктора Козлова – очень интересное для гитары произведение.

- Вы поступили, но не доучились. Почему?

- До третьего курса у меня был человек на 5-м курсе, я ему подражал, хотел ему соответствовать. Потому что он был крутой гитарист. Я вообще хотел стать гитаристом по жизни, великим таким, супер-пупер, играть испанскую классику. Повезло, что появился педагог хороший. Но почему-то на моем пути происходит много каких-то сокращений, увольнений, кризисов. Моего наставника сократили, а на его место поставили человека, тяготевшего к бардовской песне. На первом же занятии он меня спросил, что такое «фонарь» в нотах, больше я к нему не приходил. Оставшиеся 2,5 года все изучал самостоятельно. Собственно, тогда и пришла идея заняться вокалом.

- Помните свой первый урок в качестве преподавателя музыки? Наверное, когда вошли в класс, где сидят 30 сорванцов, в коленках дрожь появилась?

- А я преподавал не в школе, а в Доме детского творчества имени Торцева. Должность – педагог дополнительного образования, что полностью развязывало руки в плане того, что преподавать – гитару, вокал, и репертуара. Дети ко мне приходили по одному-два человека. К тому же я подготовился к занятию. Да, волнение было, но когда знаешь предмет, не так страшно. А вот если бы, как вы говорите, пришлось остаться один на один с целым классом, наверное, струхнул бы (смеется). С другой стороны, такие ситуации закаляют. У меня были такие уроки, когда я пел в метро. Только вместо детей – взрослые (смеется).

- А что почувствовали, когда первый раз спустились в подземку, чтобы выступить?

- Это был дикий страх. Правда. Хотя в первый раз я пошел с ребятами, которые раньше уже выступали в метро. Самый страшный момент, когда ты заходишь в вагон, и двери закрываются. Все – бежать некуда. И люди поначалу смотрели, мол, ну вот, начинается… На самом деле, это снимает очень много комплексов. Хорошая школа.

- Но и способ заработка?

- Не только. Это реально было прикольно. Мы заходили в вагон, ставили чехол из-под баяна и пять остановок делали мини-концерт. Начинали с «Шербургских зонтиков» или «Амели», исполняли что-нибудь из Леди Гага. Люди постепенно снимали свои маски и становились сами собой.

- То есть, вы не стыдитесь этого факта своей биографии? Известный фигурист Евгений Плющенко, например, о том, что собирал бутылки, смог рассказать, уже будучи состоявшимся спортсменом.

- Ну, бутылки в те годы многие собирали. В этом нет ничего такого. А выступления в метро, мне кажется, это гораздо круче, чем просто в каком-нибудь кафе спеть. Я бы и сейчас спустился в подземку – было бы с кем выступить. Для меня это самое классное. Столько человеческих психотипов мимо тебя проходит. Люди едут с работы, такие уставшие, грустные. А нам удается им поднять настроение. Наверное, буду помнить до конца своей жизни, как один дедушка на станции «Технологический институт» подошел и сказал: ребята, если бы вас не было, вас надо было бы придумать. Это высшая похвала.

- На «Голос» вы попали благодаря настойчивости Анастасии, вашей девушки. Но заявку подавали на второй сезон, а в итоге попали на третий. Судьба?

- Я реально рад тому, что пришлось ждать год. Тогда я не был готов к проекту. А так было время разложить все по полочкам. Ожидание – это тоже этап подготовки. И получилось по максимуму: везде побывал, во всех ситуациях, репетировал больше всех. Возможно, когда-нибудь напишу об этом в своих мемуарах (смеется).

- Вы ведь изначально думали, что пойдете к Пелагее, потом решили пойти к тому, кто первым повернется. Не было разочарования, что повернулся Билан?

- Я порадовался тому, что вообще кто-то повернулся. Ставка была на последнюю ноту. Думал, на нее обязательно кто-то должен повернуться. И почему-то казалось, что на это среагирует именно Пелагея и кто-нибудь еще. Но оказалось, что ни Градский, ни Агутин не среагировали. А Билан повернулся буквально на первых строчках, где я еще ничего показал и вообще как-то неуверенно начал. У нас ведь нет такого звука, какой слышат телезрители, когда кто-то из наставников поворачивается: бдынц! Просто разворачивается кресло, и у дорожки меняется цвет. А я - в песне, эмоций нет. Только потом осознаешь, что произошло.

- Многие восприняли, как несправедливость, ваше третье место. А вы досадовали, что не удалось победить?

- Нет. Я и так много получил. Мне было достаточно выступить на слепых прослушиваниях – хотел эту видяшку снять (улыбается). А потом, когда вошел во вкус и поддержка зрителя пошла, реальная поддержка – ни у кого такой не было, мне захотелось, чтобы Дима победил. Но все на тройках было завязано: третий «Голос», третье место… А «Голос» продолжается, только теперь он называется «Жизнь».

- Вы как-то объяснили, что постоянно что-то снимаете на видео, чтобы было, что в старости посмотреть. Для вас идеальная старость – это?..

- Я постоянно ищу себе на будущее занятие к старости. Чтобы было интересно и творчески. Книжки писать – не прикольно. Надо делать какую-нибудь физическую работу (Александр делает движение, имитирующее работу рубанком). Потому что если мозг будет работать, тогда и жить будешь с удовольствием, даже если у тебя больная печень.

- Переезд в Питер в кризисный год, это была ваша авантюра или взвешенное решение?

- Я не пытался сам уехать, меня заставили. Но я не сопротивлялся. Как-то в Мурманске ко мне подошел знакомый, предложил снять фильм. Нашел, к кому обратиться (смеется). Мол, будем снимать о том, как идем на конкурс видео-работ. Я взял обычную камеру, стал снимать на пленку все происходящее. Посидел несколько дней в стандартной программе, что-то смонтировал, что-то свел и отдал. А в итоге занял какое-то почетное место, кажется, за новаторство. К чему я об этом? Если поступает какое-то предложение, не надо думать, сможешь ты сделать это или нет. Ты попробуй! Сделай первый шаг. В любом случае, что посеешь, то и пожнешь.

- О Петербурге говорят: город ломает приезжих. Как было в вашем случае?

- Сейчас я приезжаю весь расслабленный. На фоне Москвы пока здесь теплее, уютнее и красивее. А вот когда приехал в 2009-м… Меня знакомый позвал в караоке-клуб, обещал чуть ли не золотые горы. Я среагировал быстро, но пока ехал, человека уволили. Обратно возвращаться не хотел – все мосты сжег. Тот год был самым ужасным. Я ехал, думая, что все будет хорошо, а жизнь опустила меня на самое дно, в самую бедноту. Я тогда много читал, много работ поменял не по теме - call-центры, магазины спортивной одежды. Это был самый мрачный год, но и самый развивающий.

- Говорят, что вы были неуверенным человеком с заниженной самооценкой. Удалось ее поднять после всего этого?

- Я пытаюсь не поднимать ее. Опускать тоже не хочу. Поднимать не хочу, потому что ты расслабишься и станешь хамлом. А я этого ужасно боюсь, поскольку прошел через это. Были моменты, когда все налаживалось в жизни. И когда ты себя закидывал чуть выше, творчество уходило, взгляд на мир менялся, тебе ничего не было нужно: «Я – крутой, щас как выйду, как спою…». Хорошо, это продолжалось недолго и произошло именно для того, чтобы я все понял.

Ирина Васильева