Концерт медленной музыки «slow music», который сегодня в Московском концертном зале «Зарядье​» исполнили Антон Батагов и оркестр MusicAeterna​ под управлением дирижера Теодор Курентзис Teodor Currentzis, — одно из тех впечатлений, что навсегда останется в памяти.

Программа нарушает все каноны исполнения академической музыки. Вместо целых концертов только медленные их части. Бах, Моцарт, Григ, Гайдн, Бетховен, Равель и Рахманинов. Концерт, который представляет собой обобщение всех самых известных композиционных практик и техник.

Едва публика попадает в зал ее постепенно начинают окружать музыканты, выводящие монотонные паттерны. Они создают акустическую среду, которая выдергивает тебя из повседневности, оставляет всю суету и рутину позади, и обостряет твою слушательскую чувствительность.

Свет гаснет. После пестрящего предновогодними огнями мегаполиса, светящих днями напролет в глаза экранов телевизоров, компьютеров, планшетов и смартфонов, ты оказываешься во мраке, где едва удается различать силуэты.

Пробираясь сквозь сумрак, на сцену начинают выходить все музыканты. Каждый поддерживает монохромный звуковой поток. Включая Теодора, взявшего в руки скрипку. Жест демонстративного отказа от доминирования в музыке. Даже если он и главный, то сегодня, как минимум, среди равных.

Звук плавно стихает, Теодор берет микрофон и лично обращается к собравшимся в зале с двумя просьбами:
— Не аплодировать. Вообще. Нигде. Даже в финале после концерта.
— Выключить телефоны. Не снимать видео. Не фотографировать. Даже не столько, чтобы не мешать, а скорее чтобы отдохнуть от артефактов современности, ее технологической развращенности, и сохранить все в воспоминаниях. Вспомнить ценность сиюминутного момента.

Тишина акцентируется. И сквозь нее начинает прорастать звук. Почти как вагнеровское зарождение природы. Только звук рождается совсем не в оркестре. Он доносится из-за сцены. Он — все еще отголосок внешнего мира.

Но вот на сцене вместе с плавно возникающим тусклым светом оркестр начинает развивать Adagio из 3-го фортепианного концерта Баха. Музыку столь прекрасную, что первой чувственной реакцией на нее становится сомнение. А достоин ли ты ее? Достойны ли ее слышать все собравшиеся в зале? Чем человечество ее заслужило?
 
Сумрачно и трагично звучит мелодия, возникающая в глубоких басах оркестра. Вдруг остинатная фигура басов приглушается, уступая место фортепианному монологу. Только Антон может играть, не «играя». Он словно даже не говорит, а размышляет вслух. Размышляет то нежно и задушевно, то страстно и патетично. Пианист, у которого каждый звук важен и значим. Ничто ничего не обслуживает. Ни одна нота или пауза не спекулятивна ради украшения другой. И, конечно, равных Антону в интерпретации Баха сегодня вероятно нет вовсе.

А тем временем мягкое и успокаивающее Adagio сменяется на Romance из 20-го концерта Моцарта. Музыка, обреченная всегда оставаться чистой. Неподвластной налету времени. Лирическая, страстная, нежная и романтичная мелодия рисует картину мира и гармонии. Гармонии, как между то и дело растворяющимися друг в друге роялем и оркестром, так и внутри каждого в зале.

Постепенно прозрачная мелодия улетучивается, и зал охватывает шторм. Звучит бурная, взволнованная и за счет своей замедленности церемониально зловещая музыка. В этот момент у тебя рвется последняя связь с окружающим миром.

За пределами концертного зала мог бы случиться ядерный взрыв, но не случится. Потому что за пределами концертного зала больше нет ничего. Ты находишься в вакууме. В вакууме, где вопреки всем законам физики возникает звук. Возникает музыка, которая к финалу романса из бури разрешается в слабый шепот. И ты ощущаешь всю хрупкость и уязвимость гармонии этого вакуума.

Вступает Adagio Грига. Структурно несложное, в 3/8, оно начинается интроспективно, с приглушенными струнами. Рояль же начинает размышлять напыщенно, пока угловатая основная тема не разрушает все настроение этого произведения на элементы. Вакуум лопается. И когда к финалу восстанавливается спокойствие, ты понимаешь, что отныне находишься в самом эпицентре «нигде».

Там тебя встречает Бетховен со своим Andante con moto из 4-го концерта. Две музыкальные темы поочередно сменяют друг друга. Два голоса начинают коммуникацию.

Кажется, что становишься свидетелем зарождения мира: вот перед тобой мрачная, но балансирующая бездна, вот большой катаклизм, а вот мир начинает эволюционировать и осваивается первое общение. Мягкое в начале общение постепенно нагнетается. В каденции звучат совершенно обреченные серии крещендо и величественное фортиссимо.

Сквозь них прорастает Гайдн. И начинает кружить тебя в своем знаменитом рондо. Антон подхватывает энергию этого вращения и предлагает собственную каденцию, которой аккомпанируют как музыканты оркестра, так и лично Теодор. Едва ты подумал, что музыка унесла тебя из сегодняшнего в вечное, как нет. «Нигде» не знает категории времени. Человек из «сегодня» вдруг вступает в диалог с, казалось бы, неохватным «всегда».

Кружащий поток плавно переносит тебя в Adagio Моцарта из 23-го концерта, где, несмотря на мягкую динамику на всем протяжении, рояль начинает звучать необычно широкими скачками.
Не успеваешь осмыслить все совершенство этого Adagio, как рояль уже охвачен кантиленой, льющейся из нигде в в никуда. Это Равель. Его широта дыхания и глубина лирического чувства выражены очень сдержанно. И от этого воздействуют только сильнее. Экономия средств и взвешенно написанная партитура приводят к тому, что в вечере остается все меньше «концертного». Театрализация имеет все меньше значения. Когда вступают солирующие фразы духовых, оттеняющие звучность рояля, понимаешь, что вот она — кульминация. Как творчества Равеля, так и вечера медленной музыки.
Из этой точки зал начинает свое путешествие назад в сегодня. Обратный путь становится окрашен трагическим мироощущением Рахманинова. В знаменитом Largo из 4-го концерта почти осязаем разлом. Одновременно врезаются друг в друга два потока — тоска по родине и поиск своего места в мире.

В финале же вновь звучит Бах. Вновь он доносится оттуда. Снаружи. И ты вспоминаешь о том, что это «снаружи» существует. Оркестр на сцене вновь подхватывает остинатные фигуры, оттеняя мелодию рояля, звучащую все еще светло и нежно. Но уже ностальгически. Подсознательно ты ощущаешь ее потаенную скорбь.

Тусклый свет на сцене постепенно гаснет. Вновь воцаряется сумрак. И все музыканты уходят. Больше они не выйдут. Никаких поклонов и бисов. Даже несмотря на то, что солидная часть публики, придя в себя, несколько минут после концерта, вопреки всем просьбам в начале, неоднократно предпринимает попытки экстатической овации.

Из тьмы пришли. Во тьму ушли.

Пожалуй самое впечатляющее в этом концерте — это партнерство между Антоном и Теодором. Два интерпретатора, смело вступающие с авторами в творческий диспут. Два музыканта, находящие вдохновение в духовных практиках. В данном случае все сакральные, ритуальные и религиозные переживания зрителей после концерта верны, как никогда.

Но даже если абстрагироваться от духовной сферы, главная сила этого концерта заключается в его почти целительном воздействии. Он успокаивает и восстанавливает психику.

Сегодня беспокойство и тревога — наши главные спутники. С каждым новым днем информационный фон становится все более неохватным, с каждым новым гаджетом и приложением мы становимся все беспокойнее, взбудораженнее и, как следствие, (даже если сами того не осознаем) измученнее.

А этот концерт дает позитивное впечатление покоя. Закрепляет в подсознании состояние безмятежности и размеренности.

Больше нет суеты и спешки. Нет шума транспорта и цивилизации. Нет гомона окружающих людей. Все помехи твоей внутренне гармонии в эти 90 минут «медленной музыки» устранены. И ты телесно и психологически запомнишь этот опыт.

Ты выходишь оттуда ментально перерожденным. Да, ты продолжишь отчаянно лететь на свет, переключаться с одного на другое в поисках того, что может принести тебе хотя бы сиюминутное удовлетворение. Но теперь ты будешь делать это осознанно. Суета станет твоим осознанным выбором. И возможно отныне ты больше не позволишь ей столь легко себя изнашивать.

Спасибо всем музыкантам и концертному залу «Зарядье», что это состоялось. Ровно неделя прошла с концерта ДиДонато. И вновь сильнейшее музыкальное потрясение в том же зале. Совсем иное по заряду, энергии и посылу. Но схожее по качеству. Если этот уровень закрепится, «Зарядье» станет не только лучшим залом в стране, но и одним из лучших в мире.

И, если когда-то представится возможность на эту программу попасть, не раздумывайте, пожалуйста.
Уделите немного времени на осознание простых удовольствий и избегание спешки и информационной загруженности.