АЛЕКСАНДР БОН|ОФИЦИАЛЬНАЯ ГРУППА
https://vk.com/aleksandr_bon_official?w … 2391_71931
8 сен в 10:18
Из telegram
От бабки до бабушки
Мне тридцать шесть. Только признался себе, что умру и что дальше не будет продолжения, и что смерть это факт, а не какая-то тетка с косой. Всю жизнь я будто знал, но не хотел даже помыслить на миг. Все вырывалось через песни и стихи, которые наполнены страхом смерти и тревоги о ней. Я не понимал зачем и почему пишу такое, почему просыпаюсь среди ночи с осознанием собственной смерти и жалости к себе. Возможно, причина в том, что когда-то был слишком близок к собственной, которую решил отрицать, раз уж в одиннадцать лет получилось ее, как говорили окружающие, чудом победить. Похоже на фильм. Но защита не сработала, ведь факт не подменишь, не сотрешь. И я умру, и наступит забвение.
***
Перед сном. Я мелкий лежу с бабушкой. Она рассказывает, как Господь сделает судный день и ровно в 2000-ом году произойдет потоп. Я очень пугаюсь, ведь плавать я не умею. Я говорю, что заберусь на крышу, но она с легкостью парирует, что водицы будет много. Так я почувствовал страх смерти и очень не хотел, чтобы 2000-ый год наступал.
Потом, взрослея, понял, что все это ее выдумки. Но в то время я отчаялся и грустил от того, что мне осталось жить совсем мало. Я спросил: «А сколько живут люди?» Бабушка сказала, что сто лет, тогда я сделал вывод, что человек умирает ровно в сто лет, в свой день рождения, а мне и десяти не было. И теперь мне оставалось пожить лет восемь-девять и все, я утону.
Потом задавал странные вопросы. Один из них хорошо запомнил. «А раньше и правда все было черно-белым?» Бабушка не понимала моего вопроса, а я не мог объяснить. Я думал, что раньше у людей было только черно-белое зрение, ведь все фильмы были такими же, но однажды все проснулись и стали видеть в цвете.
Я жил с мамой, а моя сестра — с бабушкой, и однажды мама оставила меня у нее. Я очень истерил. Бабушка закрывала дверь за мамой, а я пытался прорваться, но бабушка перекрывала дорогу. Тогда, в порыве гнева, я выпалил: «Ща как дам тебе, бабка, табуреткой!» Потом бабушка этот случай вспоминала много раз, все смеялись, но я чувствовал, что в ее рассказе присутствовали нотки обиды, будто не для смеха, а для жалобы повторяла и повторяла эту историю.
Когда родился мой брат, бабушка, сюсюкаясь с ним, все время причитала, что вот, растет будущий президент. Меня это злило. Почему, ведь он даже в туалет самостоятельно не может сходить?
Бабушка была обидчивой и со всех посиделок уходила жертвой, выкрикивая матерные афоризмы. Приходила с миром, уходила с войной. И когда за ней закрывалась дверь, все выдыхали и становилось хорошо.
У бабушки был очень громкий голос. В ее адрес всегда летела фраза: «Хватит орать», на что она всегда отвечала, что не кричит, просто голос у нее такой. В память въелось: «Вот сдохну одна, а вы даже не узнаете».
Она часто звонила на домашний телефон, и никто не брал трубку, потому что если ты попадался, то разговор был долгим и неинтересным. Бабушка клещами впивалась и не отпускала добычу, высасывая все соки.
Недавно я узнал, что ее за скверный характер сдали в приют. У нее было еще пятеро братьев, сестер. А я всю жизнь думал, что она сирота и что ее родителей расстреляли в военные годы. Откуда у меня такие фантазии? Бабушка часто напоминала, что она сирота и что она ребенок войны, вот и додумал.
«Да рыбу он воровал, вот его и подстрелили». Так бабушка говорила про моего отца. Я всю жизнь думал, что его убили, но недавно узнал, что он пропал, и не было тела и воровства, и что, возможно, он сейчас где-то проживает в другом городе.
В старших классах мы с другом частенько наведывались к бабушке. Она гнала самогон и очень интересно и ярко рассказывала всякие истории. Нас веселил ее типаж а-ля Жириновский. В один день мы пришли на очередную посиделку, а бабушка выпроваживала в хлам пьяного соседа, а потом просидела еще и с нами. Мы с другом думали, она терминатор или монстр, в две смены отпить.
Незадолго до смерти я пришел навестить ее, но меня встречал уже чужой для меня человек. Уже не было той жесткости, того железного характера, той гордой персоны. Передо мной стояла милая бабуля, которая благодарила, что я пришел и не задерживала, которая свыклась с одиночеством и уже понимала, что смерть где-то рядом. Глаза были бледные, тело разбухшее, на ней только сорочка. Я испытал дикий ужас и хотелось убежать. Мне стало страшно. Я стоял, замерев, и слушал ее новые интонации, но не раздевался. Стоял на пороге как вкопанный, оцепенев. Бабушка видимо это заметила и сказала, что наверное мне нужно идти и что она меня не задерживает. Больше я не приходил… Не мог прийти… И взглянуть в лицо смерти.
Однажды мама сказала, что бабушка не звонит и не берет трубку, и решает поехать проведать ее с отчимом. Возможно, она уже понимала, что произошло неизбежное и ехала за подтверждением. Позже ко мне в комнату зашла бледная сестра и сказала: «Все». Я собрался, вышел на улицу и побрел, куда глаза глядят. Шел и ревел. В наушниках по кругу играл дуэт Панайотова и Чумакова «Не моя».
Мы не обсуждали смерть бабушки никогда, и никто тогда не показал своих чувств, и лишь среди ночи мама кричала: «Мамаааа, мамааа». А на следующий день все делали вид, что ничего не произошло.
Когда ее хоронили, я даже не взглянул на ее труп. Оправданием было, что я хочу запомнить её, какой она была при жизни. Я не хотел идти на похороны, а родители просто говорили, что надо, и других доводов не было, но мне было не надо. На похоронах я стоял далеко от небольшой кучки людей, спиной к происходящему. Меня трясло, но в какой-то момент резко отпустило. Тогда я понял, что, походу, душа отсоединилась, и моя связь оборвалась.
Но бабушка пришла ко мне во сне. Это был пустой концертный зал, тот самый зал, который мне снился уже с пятнадцати лет, где на сцене была умершая подруга детства, которую хоронили в свадебном платье. И бабушка сидела в первом ряду и была доброй и молодой.
***
И когда в песне я использую «бабка», то имею ввиду ту самую мощную, с громким голосом бой-бабу, которая излучала супер уверенность. В которой не считывалось ни капельки страха. Особенно «когда бабка издохла», то самое подтверждение ее пророческим словам.
А когда я пою «бабушка, нас прости», то это тот самый момент, где я реву и вспоминаю, как испуганно сбежал от нее, как от прокаженного. Испугался того, с чем сам столкнулся в прошлом и еле-еле победил в одиннадцать лет, — собственную смерть.
Но кто бы мне тогда объяснил, что умирать — это нормально, и что это неизбежно, и это не фильм, где с помощью живой воды можно вернуть человека к жизни. Что каждый человек уйдет, и уйдет, возможно, в одиночестве.
Сейчас я осознаю, что моя бабушка ушла в двойном одиночестве. Без поддержки и присутствия рядом живой родной души, и с внутренним одиночеством. Этот очень плохой пример умирания.
